С детьми пока не вернулись те доверительные отношения, которые сложились в самом начале, но уже и стена, о которую он бился в первое время своего отцовства, как будто становилась все тоньше и прозрачнее. И даже появилась несмелая надежда, что долбанная стадия отрицания совсем скоро сменится принятием.
Он старался. Из кожи вон лез, чтобы им было хорошо с ним, всем четверым. Чтобы им не хотелось оставаться без него.
В первый день ездили в парк кататься на катамаранах по озеру. Дети не успокоились, пока не перекатались на всех качелях и не облазили весь веревочный лабиринт.
— Как хорошо, что теперь ты можешь с ними лазать! — не скрывала радости Настя. — А то я за все четыре года ни разу не гуляла с ними как девочка, в платье и с сумочкой. Вечно в штанах и с рюкзаком, чтобы руки были свободные.
— Чувствуй себя девочкой, — разрешал ей Тагаев, утирая потный лоб и отряхивая джинсы. Почему они теперь все время оказывались то в песке, то в траве, для него оставалось загадкой.
Они покатались на катамаране, пообедали, сходили в кино. Потом Настя и дети учили Тагаева кататься на роликах. Потом поехали в супермаркет за покупками. Домой он вернулся совершенно убитый, хватило сил только доползти до душа и упасть в гостиной на диване.
— Я полежу пять минут, — пробормотал он, утыкаясь в диванную подушку, — а потом тебе помогу.
Настя загадочно улыбнулась, опустила ролеты, снизила температуру на пульте кондиционера и тихо прикрыла дверь. Когда Артур проснулся, первое, что увидел в полумраке комнаты — своих детей. Они втроем сидели возле дивана на специально принесенных из игровой стульчиках.
— Что? — испуганно вскинул он голову и осмотрелся по сторонам. — Что-то случилось? Где мама?
— Ужин готовит, — за всех ответил Данил.
— А вы почему здесь?
— Ждем, когда ты проснешься, — ответил Давид.
— Мама сказала, что мы можем тебя разбудить, если будем шуметь, — объяснила Дианка.
— И мы решили подождать, — закончил за нее Давид.
— Фух, — откинулся на подушку Тагаев, — а я уж думал, я что-то пообещал и забыл.
— Ты так никогда не делаешь, Артур, — опустила глаза дочка, и у него в груди разлилось тепло. Если бы она еще сказала «папа»…
Когда вышел на кухню, ужин был почти готов. Вечер тоже прошел отлично, ему даже удалось дважды зажать Настю — один раз в коридоре, второй на выходе из ванной. Ну и пусть опять сны беспокойные снились, зато следующий день прошел еще лучше.
Артур повез свою семью в загородный комплекс с бассейном, и там у него было гораздо больше возможностей прижиматься к Насте всеми частями тела. Главное, она почти не отстранялась! Ну или по крайней мере, делала это не совсем охотно. Это очень обнадеживало.
А потом он неожиданно вырубился на шезлонге в их беседке, которую арендовал для отдыха. Слышал сквозь сон, как Настя уговаривает детей выйти из беседки, чтобы ему не мешать.
— Мам, почему папа так много спит? — спросил Данил, и у Артура закаменели конечности.
Он не ослышался? «Папа»? Старший сын назвал его папой?
— Потому что он много работает и устает, — Настя говорила тихо, — дайте ему отдохнуть.
— Можно мы здесь посидим, возле папы? — спросил Давид, Артур даже воздух в легких задержал, чтобы не спугнуть младшего сына.
— Ну пожалуйста, ну мамочка! Мы не будем мешать папе спать, правда-правда, — зашептала Дианка, и у него чуть не остановилось сердце.
Настя все-таки увела детей, а он так себя и не выдал. Сон как рукой сняло. Тагаев лежал с закрытыми глазами и думал, что он самый счастливый отец на свете. Дети называют его папой, уже давно, просто пока не готовы сказать ему это в глаза.
Ничего, зато он готов. Ждать. Теперь уже сколько угодно. Потому что Настя, эта удивительная, потрясающая девушка, на его стороне.
Поужинали они там же в ресторане, а дома Артур ее снова поцеловал. Застал врасплох, когда дети уже легли спать, а Настя замешкалась на выходе.
— Спокойной ночи, — прошептал, скользнув губами по шее и с удовольствием ощутил ответную дрожь прижатой к стенке своей почти жены.
Утром проснулся, все еще ощущая ее вкус на своих губах. Не представлял, как доживет до пятницы, но он обещал Насте, что вместе они будут проводить только выходные, и Артур готов был сдержать слово, как бы ему ни хотелось обратного.
Дети с утра выглядели вялыми и грустными. Артур вызвался отвезти их в сад, попытался растормошить за завтраком, но ничего не получилось.
— Выходите, я закрою дверь, — он привычно сунул ноги в лоферы, попытался сделать шаг и… не смог.
Ноги не двигались. Совсем. Потому что подошвы лоферов были накрепко приклеены к полу.
* * *
Тагаев смотрит на меня, я смотрю на детей, а они смотрят на отцовские ноги. Не надо быть экстрасенсом, чтобы сообразить, кто не поленился встать ночью и приклеить суперклеем тагаевские туфли к полу.
Представляю сколько они стоят! Но еще понимаю, если Артур сейчас наорет на детей, тот хрупкий мостик, который только-только начал появляться между ними, снова исчезнет. Потому что это не обычная детская шалость — это сигнал мне и Тагаеву.
Дети очень любят Артура и не хотят отпускать его на целую неделю. Вот только как это ему объяснить? Не при детях же рассказывать такие понятные вещи их непонятливому отцу.
Суперклей мы купили в супермаркете. У Дианки на сандаликах отпал бантик, она очень расстроилась, а Тагаев все порывался купить новые. Дочка чуть не расплакалась, хорошо, Артур быстро сообразил и перестал настаивать. Спрятал бантик в карман и купил несколько блистеров клея.
Бантик он приклеил, а его благодарные дети, пока мы спали, приклеили отцовские туфли к полу прихожей.
— Хорошо, — говорит Артур с преувеличенным спокойствием, — я пойду на работу в кроссовках.
Моя интуиция начинает завывать пожарной сиреной. Тагаев выбирается из лоферов, подходит к тумбе для обуви и… Сбываются самые нехорошие мои предчувствия. Кроссовки намертво приклеены к полке, а лицо Тагаева покрывается пятнами.
Артур молчит, он в упор разглядывает тридешек, и я снова спешу вмешаться.
— Можно попробовать отковырять их ножом, а потом счистить клей, я сейчас посмотрю в интернете. Уверена, там куча лайфхаков…
— Не стоит, — останавливает меня Тагаев, — у меня дома достаточно обуви.
— Но как ты доедешь до дома? — спрашиваю у него.
— В носках, — с достоинством отвечает Артур и обращается к детям. — Так что, едем?
— Я отвезу их, Артур, — перебиваю Тагаева, — тебе же еще домой надо заезжать.
Он подходит к детям, протягивает руку сначала Данилу, потом Давиду, гладит по голове Дианку. Как будто ничего не случилось. Неужели понял? А почему нет, он ведь отец. Очень, очень хороший отец.
Наши дети, похоже, тоже потрясены — наверняка ожидали совсем другую реакцию. Артур прощается со мной и идет к выходу. И когда он переступает порог, меня осеняет.
— Подожди, Артур, не уходи!
Бегу в гардеробную, нахожу его пляжные сланцы и бегу обратно.
— Вот, — ставлю перед ним, — обувай. Все ж не босиком.
— Я о них совсем забыл! — оживляется Тагаев, а потом обращается к детям. — И судя по всему, не один я.
Они молчат. Артур сует ноги в сланцы, и наши взгляды встречаются.
— Очень стильно, — хвалю я.
А что мне еще говорить? Он сам прекрасно знает, как выглядит в дорогущем деловом костюме, носках и резиновых сланцах.
— Я бы сказал, эпатажно, — хмыкает Тагаев и уходит. Жду, когда за ним закроется дверь, и поворачиваюсь к детям.
— Ну, — складываю руки на груди, — и как это называется? Давид, посмотри на меня. Это была твоя идея?
— Моя, — говорит Ди, и у меня отнимается речь.
Несколько секунд открываю рот как рыба, пока ко мне не возвращается способность говорить.
— Дианочка, доченька, — говорю потрясенно, — разве тебе не жалко папу?
— Жалко, — шмыгает она носом, — знаешь как жалко? Теперь целых пять дней придется его ждать!
